Академик Петр Толочко: Ваше Святейшество, недавно я слышал, как Вы рассуждали о проблеме идеальной модели взаимодействия Церкви и государства. При этом неоднократно звучал византийский термин «симфония». Как Вы считаете, возможно ли сегодня достижение симфонии такой, какой она была в византийское время, и если да, то что для этого должны сделать Церковь с одной стороны, и государство с другой?

Патриарх Кирилл:

— Я думаю, что византийская симфония, или, как греки произносят, симфония, — это идеальный проект, если говорить языком современных политологов. Но ведь, собственно говоря, так и строится человеческая жизнь: создаются идеи, идеальные проекты и предлагаются обществу. Ни один идеальный проект никогда не был в полной мере осуществлен в реальной жизни — не потому, что он плох, не потому, что он слишком отвлеченный, не потому, что он от жизни оторван, а просто потому, что идеальные проекты могут осуществиться только в Царствии Божием, где нет греха.
Человеческая жизнь такова, что мы постоянно боремся: с самими собой, с окружающими обстоятельствами. Вот поэтому идеальный проект симфонии, то есть симфонического, согласованного взаимодействия Церкви и государства, никогда за всю историю не был осуществлен, однако это обстоятельство не снижает значимости самой идеи.
Русская Церковь, да и вообще православный мир прошли через очень большие испытания в сфере церковно-государственных отношений. В древней Киевской Руси, в Руси средневековой — Московской и Киевской, — я думаю, мы были ближе всего к осуществлению этого идеала. А затем был Петр I, который просто подчинил Церковь, сделал ее частью государственной машины. И не потому ли так сильно ударила революция по Церкви, что в сознании многих людей Церковь отождествлялась с властью, воспринималась как ее инструмент?
При Петре Патриаршество было ликвидировано, Православная Церковь стала «ведомством православного исповедания». Кстати, не только Патриаршество было ликвидировано, но и Киевский митрополит потерял свои привилегии, ведь согласно традиции и даже соответствующим документам Киевская митрополия, войдя в состав Московского Патриархата, не теряла своих автономных прав и Киевский митрополит избирался своим народом.
Петр все это ликвидировал, потому что он ввел в России то, что ей не было свойственно, — он ввел модель западноевропейского абсолютизма. Не было абсолютизма в России. Власть русского царя всегда уравновешивалась — боярской думой, Церковью. Люди могли сказать царю: «Ты, Иван Васильевич, не так поступаешь» или «Ты, Василий Иванович, не прав». У народа через определенные способы выражения общественного мнения была такая возможность.
Я знаю, что в нашем российском обществе существует некий особенный пиетет по отношению к Петру I. Мне в недавнем прошлом, также при помощи телевидения, пришлось частично развеивать это устойчивое мнение. Я не оспариваю многого из того, что Петр сделал. Но он сделал и нечто очень опасное для страны: он привил на нашу, в общем, не предрасположенную к этому культурную основу идеи западного абсолютизма. И Церковь потеряла свою независимость. А когда совершилась революция, речь шла уже не о модели церковно-государственных отношений, а о выживании.
Только теперь появилась возможность выстроить модель таких отношений. Достаточно конкретные контуры этой модели прописаны в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», которые были приняты на юбилейном Архиерейском Соборе в 2000 году.
Суть модели заключается в том, что Церковь имеет автономию по отношению к государству. Она не участвует в политической борьбе, у нее нет политических амбиций, она не претендует на то, чтобы быть политическим лидером. Но тем самым Церковь одновременно заявляет о своем праве быть свободной от любых политических влияний. И это очень важно; важно дать понять людям, что Церковь не может и не должна обслуживать партикулярные политические интересы, потому что то, что для одного человека в обществе является с политической точки зрения благом, для другого является злом. А ведь Церковь — для всех!
Я вспоминаю разговор с одним западноевропейским журналистом, состоявшийся уже после распада Советского Союза. Он меня спросил: «А почему Русская Церковь не поддерживает демократов? Почему она не осуждает Коммунистическую партию? Вот посмотрите на своих западных соседей (он упомянул Польшу) — Католическая Церковь отождествила себя с "Солидарностью"! Почему вы этого не делаете?» Я ему ответил следующее: «Каждый человек, вне зависимости от политических взглядов, имеет право быть православным христианином. И на каждого человека должна распространяться пастырская ответственность Церкви. Подходя к храму, никто не должен спрашивать себя: здесь мои враги или мои друзья, здесь мои сторонники или политические противники?»
Церковь не должна усугублять разделения, которые провоцируются политическим плюрализмом в обществе; Церковь должна быть местом встречи людей разных взглядов, общим пространством, общим домом, в котором все мы так нуждаемся, будучи разделенными и по политическим, и по социальным, имущественным, национальным и другим признакам.
Нам удалось выработать модель церковно-государственных отношений, и на практике удается ее осуществлять. Всегда могут быть какие-то издержки, особенно когда люди судят о позиции Церкви по высказываниям отдельных священнослужителей. Сейчас доступ к телевидению достаточно легок, и каждый может прийти, обозначить свою позицию. Иногда говорят: вот этот батюшка сказал так — значит, такова позиция Церкви. Вовсе нет! О позиции Церкви надо судить по тому, что говорит Патриарх, Священный Синод, Архиерейские Соборы. Я могу сказать, что мы очень дорожим свободой Церкви, которая открывает возможность говорить народу то, что является самым важным в церковном свидетельстве, дает ей возможность быть голосом совести людей, обращать сознание к тем ценностям, которые подвергаются сегодня маргинализации, осмеянию, выталкиванию из поля общественной жизни. К ценностям, которые только и могут привести человека к полноте жизни. Поэтому я думаю, что симфония, как сотворческая и взаимозаинтересованная система соотношения церковного и государственного в жизни народа, может и должна осуществляться. И, настаивая на автономии Церкви по отношению к государству, мы, с другой стороны, подчеркиваем необходимость сотрудничества.
Между Церковью и государством должны быть диалог и сотрудничество в решении жизненно важных вопросов. Я отнес бы к их числу вопросы нравственности — личной и общественной, вопросы культуры, вопросы нравственного комментария на то, что происходит сегодня с человеческим сообществом, в том числе с наукой, культурой, образованием. Я думаю, что сохранение памятников, забота о неимущих, о людях, которые приняли присягу и обязались жизнь свою положить за Отечество, забота о военнослужащих — это те области, в которых Церковь и государство должны взаимодействовать, содействуя духовному и материальному процветанию народа.